Глава II.

Проблематика пушкинской парадигмы в романе "Дар".

§1. Проблемы "дара" и творчества.

Уже само название романа "Дар" имеет прямое отношение к пушкинской парадигме, поскольку обладает целым рядом пушкинских ассоциаций. Лексема "дар" весьма актуальна для поэтического языка Пушкина: в его творчестве она употреблена 87 раз¹.

Осмысление названия допускает множество трактовок. Так, скрытую полемику с Пушкиным усмотрел в нем А. Долинин². Намек на литературные "дары", полученные от отцов", которые эмиграция призвана донести до будущих поколений, видит в названии О. Сконечная³. Это и благодарно принимаемая жизнь, поскольку окончательному названию "Дар" предшествовал жизнеутверждающий вариант "Да"⁴. Это и "мужающий" литературный дар Федора, все этапы его развития прослежены в романе, а также дар любви Федора и Зины⁵. Естественно это и бесценный "дар литературе", как отозвался о нем в восхищенном письме Набокову известный американский филолог и издатель А. Ярмолинский, прочитав полностью опубликованный роман⁶. Наконец это признательный и благодарный "Подарок Отчизне", как назвал его сам Набоков в своём последнем романе "Взгляни на Арлекинов!"⁷, где писатель играет в собственную жизнь.

В специальной литературе рассматриваемая проблема была затронута только в работе А.Долинина⁸, где художественные функции лексемы "дар", её словоформ и производных слов изучены только на лексическом уровне. Также Н. Букс указала некоторые интертекстуальные и, в частности, пушкинские коннотации в семантике лексемы "дар"⁹. Тем не менее, проблема требует дальнейшей разработки, основанной на интегрированном подходе.

Сведения, полученные в результате матричного анализа, позволили установить частотность употребления лексемы "дар" и её словоформ в текстах Набокова: 6 раз в стихах, 8 раз в романе "Дар". При этом, мы намеренно не обращались к производным формам и однокоренным словам.

Слово "дар" имеет в русском языке следующие базовые значения:

- то, что дается безвозмездно, подарок;

- способность, дарование, талант¹⁰.

В словарях отмечена отнесённость слова "дар" к высокой лексике.

Набоков активно реализует в прозе новаторские принципы игровой поэтики. В частности, для романа "Дар", кроме богатства литературных ассоциаций, характерна игра словами и смыслами. За счет неё осуществляется расширение семантики слов. Так, лексема "дар" употребляется в контексте, допускающем двойное толкование: "…мир в лице нескольких сот любителей литературы, покинувших Петербург, Москву, Киев немедленно оценит его дар" (10). Здесь "дар" - это и литературный талант героя, и его книга как подарок читающей публике. Автор романа как бы балансирует между базовыми значениями лексемы "дар". Кстати, такой игре соответствует дуализм ситуации. Ведь мысли о признании "дара" вызваны в сознании героя первоапрельским розыгрышем его знакомых, т.е. и на сюжетном уровне срабатывает игровой прием (мистификация).

Другой художественный прием, позволяющий зафиксировать расширение семантики, - своеобразное остранение: отрицательный контекст лексемы "дар", контрастирующий с традиционной положительной коннотацией. Например, о художнике Романове Набоков пишет, что "многих обольстил его резкий и своеобразный дар"(53).Таким образом, для Набокова "дар" может быть "резким" и даже "обольстительным", тогда как, например, у Пушкина для слова "дар" характерны эпитеты "священный", "дивный", "грозный", впрочем, не исключен и "легкой"¹¹. Набоков подвергает сомнению традиционную возвышенную коннотацию лексемы "дар", идущую от Пушкина. Автор "Дара" не чужд иронии : "Благодарю тебя, Россия …За чистый и крылатый дар Икры. Латы. Откуда этот римлянин?"(28).

Пушкин и Набоков по-разному описывают даже саму природу дара. В романе Федор "искал создания чего-то нового, ещё неизвестного, настоящего, полностью отвечающего дару, который он как бремя чувствовал в себе"(85). Здесь наблюдается концептуальное расхождение.

На культурологическом уровне также происходит расширение семантики лексемы "дар". "Смешное двустишие о бабочках", вспомнившееся Федору: "То не лист дар Борея, то сидит arborea" (85), упоминая древнегреческое божество северного ветра, ассоциируется с классицистскими псевдомифологическими клише. Подобные клише присутствуют в художественной речи Пушкина, где "дар Харит", "дар Вакха", "дар Морфея" эмблематизируют красоту, вино, сон¹². В данном случае Пушкина и Набокова сближает приверженность единой литературной традиции.

Своей демонстративностью привлекает внимание следующее обращение к Пушкину, связанное с лексемой "дар". Впервые показывая поэта Кончеева, автор называет его человеком, "таинственно разраставшийся талант которого только дар Изоры мог бы пресечь"(59). Лексема "дар" употреблена в синтаксически несвободном словосочетании "дар Изоры", которое является аллюзией к "Моцарту и Сальери". Здесь именно прием аллюзии расширяет семантику лексемы "дар", обогащая её пушкинскими мотивами. Но вновь наблюдается расхождение между поэтикой Пушкина и Набокова. В его "маленькой трагедии" смертельная зависть Сальери с помощью "дара Изоры" губит "легкой дар" Моцарта. А в набоковском романе "сальеризм" Федора несерьёзен, это лишь роль, маска.

Порой обращения Набокова к Пушкину принимают оттенок полемики. В набросках продолжения романа присутствует следующий пассаж: "Да, конечно, напрасно сказал "случайный", и случайно сказал "напрасный", я тут за одно с духовенством, тем более, что для всех растений и животных, с которыми мне приходилось сталкиваться, это безусловный и настоящий…"Ожидаемого ударения не последовало. Голос, смеясь, ушел в темноту…"¹³. Этот фрагмент возражает строкам Пушкина:

Дар напрасный, дар случайный,

Жизнь, зачем ты мне дана?

Набоков воспринимает жизнь как некий чудесный и бесценный дар, отнюдь не случайный, ибо в тайных узорах судьбы писатель старался прозреть его смысл. Поэтому он "тут заодно с духовенством", т.е. с митрополитом Филаретом, который возразил Пушкину стихами:

Не напрасно, не случайно

Жизнь судьбою мне дана…¹⁴

Этот аксиологический спор разрушает расхожие стереотипы: "гармоничному" и "солнечному" Пушкину жизнь порой кажется лишенной смысла, а "холодный экзистенциалист" Набоков благодарно принимает жизнь как "безусловный и настоящий" дар. Таким образом, положительно маркированная сема "жизнь" включена в семантическое поле лексемы "дар" в набоковском идиостиле.

Впрочем, если оставить аксиологию и обратиться к поэтике, то откроется ещё одно расхождение между Пушкиным и Набоковым. Оно, как кажется, обобщает и объясняет все предыдущие. Пушкин в стихотворении "Дар напрасный…" серьёзен и искренен, горький вопрос: "Жизнь, зачем ты мне дана?" вырвался из сокровенных глубин души. А Набоков опять играет словами, каламбурит: "…напрасно сказал "случайный", и случайно сказал "напрасный"…". Для Пушкина поэт - это пророк, призванный "глаголом жечь сердца людей". У Набокова же поэт (Федор в "Даре") признается, что он "лишь искатель словесных приключений", его стих не жжет, а "переливается арлекином" (здесь "арлекин" - и драгоценный, с многоцветной игрой, камень опал, и маска "комедии дель арте"). Сема "игра" - неотъемлемая часть набоковского понятия "дар". Происходит столкновение двух художественных систем и двух эпох - Золотого пушкинского века и века Серебряного, полноправным наследником которого чувствовал себя Набоков, на что указывают В. Александров, М. Липовецкий, З. Шаховская. Его понимание жизни и творчества как игры напрямую восходит к художественным исканиям Серебряного века, где так много театральности, где так сильна любовь к маске и маскараду, где играют с наследием предшественников. В этом видятся причины разноуровневых расхождений между Пушкиным и Набоковым.

Пушкинский аспект "возмужания дара" Федора во многом определяет творческую биографию героя. Почти все произведения Федора упоминаемые или приводимые в романе содержит те или иные пушкинские обращения. Исследователями отмечалось наличие в "Даре" темы многократного автотематизма (книг о книге), не перечень "вставных произведений", предложенный В.Ерофеевым¹⁵, неполон и неточен. Поэтому представляется целесообразным иной перечень произведений Федора Годунова-Чердынцева.

В первой главе это: