§5. Художественные функции реминисценций.
Наиболее сложной для выявления и анализа формой пушкинских обращений в романе "Дар" являются реминисценции. Как говорилось выше, они близки к аллюзиям, но отличаются тем, что их гетерогенность не очевидна, а требует доказательств. Например, фраза: "…высмеет экзотичность моей мысли, холмы моей печали (курсив мой - А.Р.), обрывы воображения…" содержит реминисценцию из стихотворения "На холмах Грузии лежит ночная мгла…". Это становится очевидным при сопоставлении:
На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою (II,149)
(курсив мой - А.Р.)
Кроме того, определение какого-либо элемента текста как реминисценции в значительной степени зависит от индивидуальной читательской установки. То, что одному читателю или исследователю кажется заимствованием, в глазах другого может смотреться как простое совпадение. Тому есть подтверждения. Упоминаемый в последней главе "Дара" философ Делаланд большинством исследователей признан исключительно плодом фантазии Набокова. Но Г. Шапиро1 и В. Шадурский2 полагают, что прообразом вымышленного философом является французский астроном XVIII века Жозеф Жером Ле Франсуа де Лаланд. Причем В.Шадурский, указывая на упоминание Лоланда в черновиках "Евгения Онегина", усматривает здесь пушкинскую реминисценцию, которую Набоков использует "как знак своего присутствия в тексте"3. Однако точно доказать это вряд ли возможно.
В специальной литературе есть целый ряд указаний на пушкинские реминисценции в романе "Дар", которые сложно убедительно обосновать и отграничить от совпадений. Несколько примеров. В 1-й главе романа Федор размышляет: "Благодарю тебя, Россия… за чистый и крылатый дар. Икры. Латы. Откуда этот римлянин?" (28). А. Долинин усматривает здесь реминисценцию из стихотворений Пушкина "В прохладе тенистых фонтанов…" и "Дельвигу" ("Мы рождены, мой брат названный…")4. С ним вступает в полемику Н. Букс, считая это мнение необоснованным и усматривая в этом фрагменте отсылки к Платону и к Вергилию5. Однако достаточно убедительно аргументировать ту или иную точку зрения не удается, поскольку ни пушкинское, ни античное обращение контекстом не оправдано. В другом случае, в словах "…где у столов вдоль цельных окон работали препараторы…"(96) усматривается реминисценция из "Евгения Онегина" (глава 1, строфа XXVII)6; для сравнения: "По цельным окнам тени ходят" (IV, 16). Но образы великосветского бала и исследовательской лаборатории ассоциативно далеки, и связка в виде "цельных окон" представляется недостаточной.
Такую неуверенность можно объяснить следующим образом. Если аллюзии функциональны (являются "языком посвященных" или характеризуют персонажей), то реминисценции в большинстве случаев несут лишь эстетическую и стилистическую нагрузку. Они служат для усиления художественного образа, поскольку благодаря реминисценции сквозь него "просвечивает" пласт предшествовавшей литературы. Яркий тому пример - последний абзац романа "Дар". Это стихотворение в форме онегинской строфы, но записанное прозаической строкой. Его интертекстуальность обусловлена не только формой, аллюзией последней сцены "Евгения Онегина" ("С колен поднимется Евгений…"), но и реминисценцией из стихотворения "К морю!": фраза "Прощай же, книга!.." перекликается с пушкинскими словами "Прощай же, море!". Она расширяет ассоциативный ряд следующих строк: "…Но удаляется поэт", - эти слова и об авторе "Дара", прощавшемся с "Евгением Онегиным", и о Байроне, упоминаемом в стихотворении "К морю!"; цепь ассоциаций уходит в бесконечность. Кстати, именно с последними строфами "Евгения Онегина" многие исследователи связывают мотив предвиденья еще ненаписанной книги в "Даре"7.
Ассоциативная основа реминисценций определяет их принципиальную неисчерпаемость. Вероятно, выделить все пушкинские реминисценции в тексте романа "Дар" невозможно. Тем не менее, основная их функция ясна: это создание и усиление художественного образа путем обогащения связанного с ним ассоциативного ряда.
1 См.: Шапиро Г. Русские литературные аллюзии в романе В.Набокова "Приглашение на казнь" // Russian Literature, 1981. Vol. IX (4). P. 369-378. назад
2 Шадурский В.В. Пушкинские подтексты в прозе В.В. Набокова. // А.С.Пушкин и В.В.Набоков (Сборник доказательств международной конференции). СПб., 1999. С. 119. назад
3 Там же. назад
4 Долинин А.А. Три заметки о романе "Дар" // Набоков В.В. Pro et contra. СПб., 1997. С.699. назад
5 Букс Н. Указ. Соч. С.161-162. назад
6 Долинин А.А. Шохина В. Коментарий к роману "Дар" // Набоков В.В. Избранное. М., 1996. С.564. назад
7 Давыдов С. "Пушкинские весы" Владимира Набокова // Искусство Ленинграда. 1991, №6. С.46; Бессонова А.С., Вткторович В.А. Набоков - интерпритатор "Евгеня Онегина"// А.С.Пушкин и В.В.Набоков (сборник докладов международной конференции). СПб., 1999. С.280-281; Белова Т.Н. Эволюция пушкинской темы в романном творчестве Набокова // А.С.Пушкин и В.В.Набоков (сборник докладов международной конференции). СПб., 1999. С.98-99. назад
| 
