§4. Проблематическая триада: 1) утрата (дуэль), 2) отец и Пушкин, 3) воскрешение.

Пушкинская парадигма в "Даре" объединяет три важных мотива - мотив утраты (дуэли), мотив отца и мотив воскрешения, - которые расходясь, сближаясь и переплетаясь, проходят через весь роман. Наличие каждого из мотивов отмечено в специальной литературе, но на их взаимосвязь внимание раньше никогда не обращалось. На наш взгляд, следует рассматривать указанные три мотива последовательно, как вытекающие друг из друга.

Итак, первым в этой проблематической триаде наблюдается мотив утраты, гибели персонажа и его участия в дуэли. Последнее может быть не только сюжетным элементом, но и ассоциативным образом. Например, целый ряд пушкинских обращений составляет своеобразный лейтмотив пушкинской дуэли в романе "Дар". Тут и упоминается фамилия секунданта Пушкина Данзаса. Здесь же сравнение с железной палкой, которое поясняет В. Старк: "…с железной палкой, что нынче хранится в Михайловском, гулял Пушкин, тренируя мускулы руки в ожидании дуэли с графом Ф. И. Толстым ("Американцем"), распространившим некогда оскорбительный для поэта слух, что за вольнолюбивые стихи его по приказу Александра свезли на съезжую и выпороли"¹. Намеком на пушкинскую дуэль можно считать упоминание Черной Речки (места дуэли), где по традиции петербургские энтомологи (и отец Федора в их числе) ежегодно открывали новый сезон. К этому же мотиву относятся такие фрагменты текста, как "пуля рокового хлыща" (91) (в мемуарах Сухощекова) и "Вступает тема кондитерских. Много они повидали. Там Пушкин залпом пьет лимонад перед дуэлью…" (203). Сюда же следует отнести упоминание имени убийцы Пушкина - Дантеса.

Чтобы объяснить художественное значение этого мотива, прежде всего, необходимо понять отношение Набокова к самому феномену дуэли. В целом все его творчество пронизано двойственным отношением к дуэли: с одной стороны, это - роковое и трагическое событие, с другой - благородная сатисфакция. Трагизм заключается в невозможности для благородного человека отказа от дуэли при сознании всей ее бессмысленности и архаичности. Поэтому в романе "Дар" дуэль становится знаком рокового события, переломного момента в судьбе, влекущего за собой гибель героя.

Чрезвычайно показательным в этом плане представляются такие строки стихотворения Набокова "Неоконченный черновик":

…меня страшатся потому,

что зол я, холоден и весел,

что не служу я никому,

что жизнь и честь мою я взвесил

на пушкинских весах, и честь

осмеливаюсь предпочесть².

Для этого стихотворения существовала биографическая основа. Как указывает Б. Носик, в 1929 году в ответ на опубликование Г. Ивановым оскорбительной, на взгляд Набокова, по тону и содержанию рецензии, он намеревался вызвать обидчика на дуэль, и только уговоры друзей убедили его в недуэлеспособности Иванова. Кстати, дуэлеспособность, как готовность человека отстаивать свою честь является важной этической категорией в мировоззрении Набокова.

Кроме Пушкина, в художественной функции знака рокового события "дуэльные" ассоциации в романе связаны еще с двумя персонажами. Один из них - Яша Чернышевский. Поскольку он сравнивается в романе с Владимиром Ленским, следовательно, и его самоубийство соотносится с гибелью Ленского на дуэли.

Второй персонаж играет более значительную роль в концептуальной сфере романа, ибо это - отец главного героя, Константин Кириллович Годунов-Чердынцев. Мотив дуэли опосредованно связан с мотивом отца, причем посредником здесь является Пушкин. Вспомним, что во второй главе именно пушкинская проза вдохновила Федора на создание биографии отца. На первый взгляд, кажется, что Федор, читая Пушкина, восхищается лишь красотой и пластичностью прозы, что ассоциативно пушкинский "Арзрум" и жизнь Годунова-Чердынцева-старшего связывают образы путешествия: "А как звала, как подсказывала строка о Тереке ("то-то был он ужасен") или - еще точнее, еще ближе - о татарских женщинах: "Они сидели верхами, окутанные в чадры: видны были и них только глаза да каблуки" (87). Однако главная связь с Пушкиным уведена в подтекст, ибо через два абзаца от цитированного фрагмента находится: "Несколько грузин сопровождали арбу. "Откуда вы?" - спросил я их. - "Из Тегерана" - "Что вы везете?" - "Грибоеда." - это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис… Он погиб под кинжалом персиян, жертвой невежества и вероломства… Написать его биографию было бы делом его друзей…" (VII, 314, 316). То есть возникает линия: смерть Грибоедова во время бунта - гибель Годунова-Чердынцева-старшего во время гражданской войны. Третий элемент - это гибель Пушкина на дуэли, ибо в сознании Федора Пушкин и отец как бы отождествляются: "Пушкин входил в его кровь. С голосом Пушкина сливался голос отца… ритм пушкинского века мешался с ритмом жизни отца" (88). Наверное, не будет преувеличением утверждение, что Пушкин - это духовный отец Федора.

Боль от утраты отца и от гибели Пушкина одинаково нестерпима. Эта боль диктует стремление героя преодолеть смерть, победить конечность бытия. Отсюда возникает третий мотив - мотив воскрешения. На него указывали С. Давыдов, Т. Белова, Н. Маликова, но его сущность осталась нераскрытой. Свое выражение этот мотив нашел в двух симметрично расположенных а романе эпизодах. Первый из них - воспоминание Сухощекова о том, как в молодости, поверив в собственный розыгрыш, он вдруг увидел воскресного Пушкина: "Что если это и впрямь Пушкин, грезилось мне, Пушкин в шестьдесят лет, Пушкин, пощаженный пулей рокового хлыща, Пушкин, вступивший в роскошную осень своего гения…" (91). Поэт, пусть иллюзорно, но воскресает. Залог такого воскрешения - творческие способности сознания. Здесь же приведено пушкинское стихотворение: "О нет, мне жизнь не надоела…", но не в незаконченном, как оставил его Пушкин, а во вполне завершенном виде, т.е. воскресает и пушкинское произведение, продолжается оборванная строка. Что характерно, этому эпизоду предшествуют разыскания Федора при подготовке к работе над биографией отца.

Обратно перевернутая ситуация имеет место во втором эпизоде, составляющем мотив воскрешения. Здесь мысль о смерти Пушкина - исходный пункт для воскрешения отца. В последней главе Федор, засыпая, пытается сочинять стихи, и в сознании творца мелькает строка: "…И умер Пушкин молодой" (317). А далее происходит возвращение отца, живого и невредимого, в последний момент оборачивающееся лишь сновидением. Оба упомянутых "воскрешения" хотя и не реальны, но все же происходят: в творческом сознании художника и в его произведении. Именно благодаря "дару" как способности к творчеству удается преодолеть конечность бытия и обрести бессмертие. Так утверждает всем своим романом Набоков, отрицая всякое иное бессмертие. Спиральная композиция романа и сложное переплетение всех его тематических линий доказывает именно эту идею. При этом, пушкинская парадигма в совокупности всех проблем и мотивов является наиболее мощным средством такого доказательства, чем обусловлены финальные слова романа, последний стих онегинской строфы: "И не кончается строка…" (330).

Таким образом, проблематическая триада: утрата - отец и Пушкин - воскрешение реализуется благодаря пушкинской парадигме романа и выводит к его самым глубинным, экзистенциальным идеям: преодоление конечности бытия и обретение бессмертия достигается лишь благодаря творчеству, в основе которого находится "дар" - способность к художественному переосмыслению реальности.

¹ Старк В.П. Пушкинские мотивы в набоковских контекстах // А.С.Пушкин и В.В.Набоков (сборник докладов международной конференции). СПб., 1999. С.111. назад

² Набоков В.В. Стихотворения и поэмы. М.,1991. С. 256. назад